Глава IV

В помещении отдела по борьбе с бандитизмом стояла непривычная тишина. Если не считать размеренного хода маятника, двигавшегося за стеклом больших напольных часов, да секундной стрелки, которая с сухим щелчком отмеряла короткие, как миг, промежутки между черными делениями циферблата. Правда, еще слышалась скрипичная музыка из тарелки висевшего на стене радио, но она была настолько тихой, что можно было подумать, что она доносилась из кабинета разыскного отдела ОРУД, расположенного в конце длинного коридора областного Управления НКВД.

Подобная тишина в столь оживленном учреждении была явлением редким и как-то не вязалась с активными сотрудниками, которые, и это самое удивительное, в данное время находились в комнате. Это и сбило с толку дежурного старшего лейтенанта Соколова, заглянувшего в отдел. Увидев прикорнувших в разных местах оперативников, он озадаченно замер в дверях, сожалея, что придется будить товарищей, недавно вернувшихся из рейда по притонам и воровским малинам.

Невольно давая им подремать лишнюю минуту, Соколов поочередно обвел глазами застывших в самых живописных позах ребят: в уголке на стареньком стуле, неловко запрокинув голову, шумно сопел водитель автобуса сержант Ваня Заболотников; уронив голову на скрещенные руки, за столом спал неповоротливый фотограф Капитоныч; свернувшись калачиком на двух стульях, дрых коротышка оперативник Васек Федоров; другой оперативник, младший лейтенант Петр Шишкин, широкоплечий рослый парень, спал прямо на полу, подстелив под себя газеты. Он выдувал толстыми губами слюнявые пузыри, беспечно разбросав большие руки, похожие на две дубовые коряги.

А вот их непосредственный начальник, старший оперуполномоченный уголовного розыска капитан Клим Орлов, спал, как и положено начальству, на кожаном диване. Он небрежно запрокинул ноги в щегольских хромовых сапогах на подлокотник, а руки закинул за голову с чернявыми короткими волосами. Даже во сне ресницы Клима дрожали, что говорило о его чутком сне.

Дежурный с тяжелым вздохом тщательно расправил густые усы и с невероятным грохотом захлопнул дверь. В следующую секунду он заново распахнул ее и зычным голосом возвестил:

– Орлов с группой, на выезд! Быстро! В Покрово-Пригородном очередной лабаз сгорел!

– Мы-то тут каким боком? – хмуро поинтересовался Орлов, с неохотой поднимаясь с дивана. Не спеша, подтягивая голенища сапог и даже не пытаясь скрыть своего недовольства, он заметил: – Всю мелочовку на нас вешают. Как будто нам заняться больше нечем.

– Местный участковый заявляет, что пожар связан с бандитами, – пояснил Соколов. – Ваш профиль, так что мудрить тут нечего.

– Свободен, – махнул в его сторону рукой Клим.

Прислушиваясь к гулкому звуку удаляющихся шагов тяжеловесного милиционера, так не вовремя оторвавшего его от приятного сна, Клим подумал о том, что, очевидно, хороший сон связан с длинноногой Зинкой, шифрующейся под Мальвину, которую они на прошлой неделе задерживали в притоне, а сегодня она, к его изумлению, почему-то на работе отсутствовала. «Неужто за ум взялась? Это, по большому счету, конечно, очень хорошо, да слабо верится», – хмыкнул про себя Клим, а вслух сокрушенно пробормотал:

– Какая только херня от усталости не приснится нормальному человеку.

С пола тяжело поднялся Шишкин; позевывая и потягиваясь до хруста в суставах, проговорил:

– Покой нам только снится. Которую неделю сплю наподобие самого распоследнего бродяги, а у меня ведь как у приличного гражданина комната в милицейском общежитии имеется. А вот на тебе…

Он привычно оправил гимнастерку, машинально нащупал кобуру, проверил ее содержимое, глубоко натянул на глаза милицейскую фуражку и крупным шагом вышел из комнаты. Следом за ним выбежал, гремя просторными для его мелкого росточка кирзачами, Васек, на ходу надевая портупею с пистолетом. С усилием оторвал лысую голову от стола Капитоныч, обвел припухлыми со сна глазами помещение. Вздыхая и бурча что-то себе под нос, он взял в одну руку увесистый саквояж с фотокамерой, в другую неудобный штатив для камеры и ушел, по-стариковски шаркая пижонскими туфлями со стоптанными подметками, державшимися на честном слове.

– Заболотников! – хриплым баском окликнул водителя Орлов, увидев, что тот не только не думал просыпаться, но и, наоборот, еще слаще зачмокал губами во сне. Для пущей убедительности Клим громко постучал крепкой ладонью по столу: – Подъем, не к теще на блины пришел! Да и любимая теща не дала бы тебе столько дрыхнуть, быстро бы выпроводила пинками из дома, чтобы не позорил на старости лет ее седую голову, лентяй ты этакий!

И громко захохотал, видя, как водитель вскочил со стула и, опрокинув его, заметался, не соображая со сна, что от него требует начальник. А когда до него наконец дошло, ломанулся в дверь, едва не сбив с ног дежурного Соколова, который вернулся сказать, что участковый звонил повторно, переживая, что собравшиеся на пожарище зеваки могут по своей глупости нечаянно уничтожить улики.

– Не дрейфь, Соколов, – ответил с ухмылкой Клим. – Орлов еще и не такие ребусы разгадывал. Так что не паникуй раньше времени. если этот страдалец будет еще звонить, скажи, что мы уже давно выехали.

Орлов бесцеремонно вытолкал дежурного из отдела. Приобняв Соколова за плечи, Клим повел его глухими длинными коридорами к дежурной части, мимо которой ему все равно пришлось бы проходить.

– Вот что вы за люди такие, Соколик, – по-дружески втолковывал ему по пути Клим, – никакого у вас нет понятия, что наша работа, между прочим, очень уважаемая, – он значительно поднял указательный палец с обгрызенным выпуклым ногтем вверх, – требует выдержки, как столетнее вино, а тяп-ляп только кроли… ну ты понял? Выдержка и еще раз выдержка. – Он поощряюще хлопнул дежурного по тугой спине и вышел на улицу, имея очень довольный вид.

Миновав примыкающую к основному четырехэтажному зданию бывшего епархиального женского училища вычурную кирпичную кладку ротонды, Орлов легко поднялся на подножку стоявшего наготове автобуса ЗиС-8, изготовленного на базе грузовика ЗиС-5. Салон вмещал два десятка пассажиров, и четыре сотрудника уголовного розыска чувствовали себя в нем привольно. Васек Федоров опять взялся досыпать, удобно свернувшись калачиком. Даже рослый Шишкин и тот расположился в свое удовольствие, вытянув ноги в проход и заняв сразу два места.

– Давай, Заболотников, пыли на своем драндулете поскорее, – весело пророкотал Орлов, в один короткий миг вобрав своими лукаво-пронзительными темными глазами привычную обстановку, – а то по нам в Покрово-Пригородном местный участковый соскучился.

– Можете не сомневаться, товарищ Орлов, домчу в лучшем виде, – с затаенным недовольством проговорил водитель, обидевшись за столь нелестную оценку своей машины. И уже потянул к себе рычаг, чтобы закрыть дверь, но в этот момент, кто-то посторонний с улицы придержал дверь.

– Товарищ капитан, – обратился к Орлову высокий парень в военной форме с орденами, как видно давно уже поджидавший оперативников, на которого не обратил внимания занятый своими мыслями Клим, – ребята сказали, что вы тут главный.

– Допустим, – сдержанно ответил Орлов. – В чем дело?

– Лейтенант Журавлев, – представился Илья. – Только что прибыл из Инжавино. Там бандиты настолько обнаглели, что днем уже не боятся людей убивать. Я сам был свидетелем, как на нас в лесу напали вооруженные грабители…

– Вот что, лейтенант, – перебил его Клим, – сейчас нам некогда, нас срочно ждут в одном месте. Давай запрыгивай в автобус, по дороге и поговорим. Временем располагаешь?

Илья охотно сел рядом с Орловым, прижавшись к его горячему боку. Автобус, гремя плохо закрепленными стеклами, запылил по городским улицам, окаймленным зелеными кронами старых тополей с заметной проседью белого невесомого пуха.

Пока добирались кружными путями до Покрово-Пригородного, Журавлев успел со всеми подробностями рассказать Орлову о своих злоключениях в Инжавино, где бесчинствовали бандиты. Клим слушал с молчаливой сосредоточенностью, злобно катая по-над скулами, туго обтянутыми коричневой от загара щетинистой кожей, бугристые желваки. За всю дорогу он переспросил, должно быть, раза три, не больше, пытаясь вникнуть в недавние события, узнать кое-какие мелкие детали.

– Надо туда военных послать, – закончил свое долгое повествование Илья, – шугануть как следует эту сволочь. Пока они там всех не перестреляли.

– С кондачка тут ничего не решишь, – хмуро ответил Орлов, вроде как бы не отрицая, но и не соглашаясь с предложением лейтенанта. – Не так тут все просто, как кажется. Надо семь раз отмерить, прежде чем отрезать, а уж если резать, то так, чтобы от всей этой шушеры пух перьями во все стороны полетел. А то затаятся и будут исподтишка гадить.

– Все, ребята, приехали, – оповестил неожиданно водитель.

В окно были видны мрачные останки сгоревшего лабаза. Кирпичные стены со следами копоти были похожи на амбразуры дотов, на которые Илья успел вдоволь наглядеться на войне. Он горестно крякнул и ступил следом за Орловым на землю, покрытую легким налетом пепла. От продолжавшего дымить пожарища остро воняло горелым деревом, золой, стоял удушливый терпкий запах смешанной с горячим углем воды, и еще сладковато наносило от сгоревшей маленькой каморки знакомым запахом горелого человеческого мяса.

Сидевший неподалеку на обуглившемся черном бревне парень в нижнем нательном белье и кирзовых сапогах поспешно поднялся и пошел навстречу, ведя за собой в поводу вороную лошадь. Его еще недавно белые кальсоны и рубаха сейчас выглядели как грязные лохмотья, свисающие мокрыми охвостьями. Парень подошел, устало вытер замызганным рукавом грязное потное лицо и горячо заговорил, обращаясь к Орлову. Его взволнованный голос совсем не соответствовал его унылому виду:

– Участковый старший сержант Курехин. Это я вам звонил из сельповской конторы. Лабаз, товарищ капитан, ночью загорелся. Я как раз в это неурочное время курить выходил во двор, и как только увидел пламя, так сразу верхом на коня и сюда прискакал. Больно сильно здесь все горело, пока пожарная команда приехала. Все успело сгореть, подчистую.

– Что пожарные говорят? – спросил Орлов, исподлобья оглядывая то, что раньше называлось лабазом.

– Говорят, что сам сторож запалил по неосторожности. Мол, нажрался, сволочь, самогона, закурил цигарку и уронил, когда уснул. У него в сторожке много всякого тряпья валяется и еще угля для отопления лабаза полно. Только это все неправда. Иван Денисович хоть и выпивал, но никогда – до беспамятства, тем более на рабочем месте. Ценил он эту работу, держался за нее. Куда его еще с одной ногой, с этой проклятой деревяшкой, возьмут, инвалида? А тут возле него пустую четверть из-под самогонки обнаружили. Ну не мог он столько выпить при любом раскладе! – с горечью воскликнул старший сержант Курехин. – Не мог!

– Мазу за него держишь? – хмыкнул Орлов. – Это хорошо. Значит, говоришь, не мог? – переспросил он задумчиво и пошел вокруг сгоревшего лабаза, вороша подвернувшейся под руку обгорелой палкой груды серого пепла, пристально разглядывая угрюмые остовы кирпичных стен. – Проводника мы с собакой не взяли, оно и верно: такая вонь любой запах отобьет.

Подошел с испачканными в саже руками Шишкин, держа их перед собой, словно хирург во время операции.

– Орлов, – сказал он, недовольно ворочая могучей шеей, – что-то не сходится у Курехина… амбарные замки целые, дверь металлическая… кованая… старой еще работы – на месте, только черная от копоти. И в бревенчатой пристройке, где находился сам склад, видно по обгоревшему косяку, что дверь никто не взламывал. Точно, нажрался сторож и запалил по дурости, в смысле по своей неосторожности.

Прибежал из сельпо запыхавшийся товарищ Котеночкин, мужчина внушительных габаритов, одетый в просторную светлую рубаху-вышиванку. Шумно отдуваясь и поминутно вытирая платком мясистое потное лицо, он принялся божиться, что сторож не был пропойцей, даже со страха перекрестился, очевидно переживая, что его могут привлечь за халатное отношение к своим обязанностям, выраженное в приеме на ответственную работу ненадежного человека.

– Я ему накануне, перед тем как завезти в лавку товар, – дрожа студенистым подбородком, лепетал заведующий, старательно выкатив на Орлова желтые белки из-под оплывших белесых век, – со всей серьезностью наказывал бдить и бдить, чтобы ни у одного несознательного элемента и мысли не возникло поживиться государственным имуществом.

– А что, были основания так думать? – быстро спросил Орлов, и его знаменитый взгляд с прищуром уперся в Котеночкина.

– Ни боже мой! – испуганно воскликнул заведующий и с еще большим рвением принялся обтирать свое полное лицо, по которому уже струились обильные ручейки. – Кому, как не вам, знать, какое сейчас неспокойное время.

– Говоришь, товар завезли… – переспросил, как видно что-то надумав, Орлов, – а какой товар?

– Муку, сахар, водку, сукно – много чего…

– Та-ак, – многозначительно протянул Орлов и, резко обернувшись, отрывисто крикнул: – Шишкин, Федоров, тщательно осмотрите металлические листы крыши, ищите на них царапины и погнутости – одним словом, все, что может дать хоть какую-то зацепку, что здесь орудовали взломщики: разобрали часть крыши и через образовавшуюся дыру вывезли большую часть товара, а остальную спалили, чтобы навести нас на ложный след.

– Товарищ капитан, – с сомнением покачал головой, обросшей черным волнистым, как у цыгана, волосом, Васек, – листы от жара так деформировались, что и эксперт вряд ли разберется.

– Исполнять! – рыкнул на него Орлов. Оперативники тотчас послушно полезли внутрь лабаза, неловко переступая через нагромождения обугленных бревен и ржавых, черных от копоти металлических листов, то и дело проваливаясь в золу почти до верхнего края голенищ кирзовых сапог. – Такая вот у нас грязная работенка, лейтенант, – сказал Клим, дружески глядя на Журавлева. – Зато дюже необходимая законопослушным гражданам. А всем этим тварям, которые нам жить достойно не дают, очень уж она не по нутру. Смекаешь?

– Товарищ капитан! – воскликнул Илья, неожиданно рассмотрев на стене под серым налетом копоти знакомые очертания филина. Он быстро подошел и ладонью аккуратно смахнул бархатистые хлопья сажи. – Видите? Это ночная птица филин!

– И что это значит? – спросил Орлов, хмуро уставившись на еле заметный рисунок.

Запинаясь от волнения, Журавлев торопливо рассказал начальнику отдела по борьбе с бандитизмом, при каких условиях ему впервые довелось увидеть такого филина.

– Только мы тогда с Сердюковым подумали, что это рисовала малолетняя дочь Житиковых, – виновато оправдывался Илья. – В это время она находилась у родственников… мать постаралась… ну, вы понимаете… переживала, что при виде мертвого отца… – он доходчиво покрутил пальцем у своего виска, – тронется умишком. Вот и не спросили.

– Лейтенант, ты точно ничего не путаешь? – спросил, посуровев лицом, Орлов.

– Товарищ капитан, – с обидой выговорил Журавлев, покрывшись от волнения красными пятнами, – вы за кого меня принимаете?

Орлов провел большим пальцем по рисунку и, глядя на черный отпечаток на подушечке пальца, задумчиво сказал:

– Уголь. Та-ак, значит, кое-что у нас вырисовывается. Ну-ка, пойдем, Журавлев, осмотрим дорогу на предмет отпечатков протекторов.

Проселочная дорога проходила на расстоянии чуть больше метра от бревенчатой стены складского помещения. Опустившись на колени, Орлов некоторое время внимательно изучал множество машинных следов, потом осторожно потрогал указательным пальцем один из смазанных отпечатков. Илья присел рядом, с интересом наблюдая за его действиями.

– Все понятно, – наконец произнес Орлов. – Здесь стояла полуторка. Эти следы изначально принадлежали ей в порожнем виде. А вот эти, чуть расплющенные, это уже когда машина была груженая. Смекаешь? – Он поднялся, отряхнул руки и громко позвал: – Шишкин, ну чего там у вас?

Скорым шагом подошли Шишкин и Федоров. Еще издали разглядев на их лоснившихся от пота лицах, перепачканных в саже, довольные ухмылки, Орлов заговорщически толкнул крутым плечом Илью и вполголоса проговорил:

– Что-то надыбали орлы.

– Фомкой орудовали, сволочи! – доложил Шишкин. – Но аккуратно, с расчетом, что пожар уничтожит все улики. В общем, все предусмотрели, только одного не учли, что мы на их обман не купимся. Так что сторож здесь действительно ни при чем – здесь я, признаюсь, немного погорячился.

– Значит, так. – Орлов оживился и деловито потер ладони, радуясь, что наконец-то они взяли верный след. – Мы сейчас с лейтенантом едем в управление, а на обратном пути Заболотников привезет сюда эксперта сделать слепки со следов шин и судмедэксперта, чтобы осмотрел обгоревший труп сторожа. Да, еще обойдите местных жителей, опросите, не видел ли кто из них какую-либо машину ночью. Ну там, свет фар, звук мотора и так далее. Не мне вас учить. – Капитан обернулся к водителю, который со скучающим видом нарезал круги вокруг автобуса, поочередно пиная носками сапог тугие шины, и зычно крикнул: – Заболотников, заводи свой драндулет!

– Гражданин начальник, гражданин начальник! – заполошно крича своим слабым грудным голосом, от крыльца сельпо к ним валко бежал заведующий Котеночкин, держась одной рукой за сердце. – Вас к телефону! Дежурный Соколов!

– А что так сразу – «гражданин начальник»? – передразнил его повеселевший Орлов. Он быстрым шагом направился к зданию сельпо, на ходу разглядывая на жирном лице заведующего заискивающую улыбку. – Боишься – значит уважаешь.

Помещение сельпо было такого маленького размера, что у Орлова мелькнула шальная мысль, как же этот пузырь Котеночкин здесь умудряется помещаться. Да еще тут же, у крошечного окна, за столом сидела худенькая девушка, по всему видно, бухгалтерша. У нее были коричневые нарукавники, туго обтягивающие тонкие нежные кисти рук резинками. При виде Орлова она почему-то сразу смутилась, и ее симпатичное личико покрылось легким румянцем.

Стол, принадлежавший заведующему, Клим определил с ходу, скользнув цепким взглядом по портрету Сталина на стене, расположенному строго над головой местного начальства.

– Соколов! – крикнул в трубку Орлов и озорно подмигнул симпатичной девушке, которая смутилась еще больше, и ее лицо прямо пыхнуло густым румянцем, отчего стало еще красивее. – Ну чего тебе все неймется? Докладывай!

По мере того, как дежурный рассказывал Орлову о новом ночном происшествии, случившемся на перегоне между Кочетовкой и Тамбовом, в результате которого от рук налетчиков пострадали несколько пассажиров, веселое лицо Клима мрачнело и скоро стало чернее тучи. Заметив произошедшие с ним изменения, девушка испуганно опустила глаза и притаилась в своем уголке, словно мышка-норушка, боясь встретиться с колючим взглядом сыщика.

– Я понял, – закончил Орлов, в сердцах громко положил трубку на рычаг и торопливо вышел, даже не взглянув на девушку, которая невольно сжалась еще больше.

– Журавлев, – окликнул он на улице Илью, – сейчас заедем с тобой в больницу, там опять подрезанные бандитами. Выясним, что там да как. И вообще, давай к нам в угро на работу устраивайся! Парень ты, смотрю, головастый, отчаянный, вон сколько орденов имеешь. А нам сейчас новые люди во как нужны! – Он с чувством черкнул себя ребром ладони по выпирающему острому кадыку. – Взгляд у тебя свежий, не замыленный – то, что надо для настоящего сыщика. Знания со временем придут. Сегодня же распоряжусь по поводу тебя, кадровик только обрадуется.

Загрузка...